Вспоминая лаечников знакомых мне, самым заядлым и самым неповторимым и оказавшим влияние на меня является Павел Фёдорович Тарханеев. Им не написаны статьи или другие публикации по лайкам, он не был экспертом высокого звания и не блистал в рингах масштабных выставок, кои были не редкостью в СССР. Он был одержимым лайковедом. О нём можно сказать –положил голову на алтарь лайковедения.
Почему я так думаю? Да, просто я не знаю лайковеда, эксперта-лаечника, так всецело отдающегося своему увлечению. Вся жизнь его была посвящена одному увлечению – лайке! Сейчас, современные эксперты, в большинстве, знают о лайке не более того, что написано в родословной. Павел Фёдорович знал происхождение любой лайки до глубоких корней. На всех лаек у него была исчерпывающая информация, он знал лаек не только Уральской селекции. Он хорошо разбирался в лайках Московской селекции, института ВНИИОЗ, питомника «Красная Звезда». Он прекрасно знал Уральских аборигенных лаек Куриковых, Анямовых, Угриновских. Знал об очаге увотских лаек, разводимых Г.Г.Сосновским на реке Демьянка. Немало он сделал для повышения породного уровня лаек Урала. По крайней мере, мы взявшиеся разводить лаек в 70-е годы прошлого века, понимание породности, экстерьера угорских лаек впитывали от Павла Фёдоровича. Неутомимый пропагандист породной лайки – он не упускал случая прочитать «экспромт-лекцию» о лайке. И, мы, молодые начинающие эксперты, много ценного воспринимали от него.
Я в силу своих возможностей, попытаюсь изобразить его портрет. Познакомились мы в начале 70-х годов, нам было чуть больше 30-ти лет. Наши взаимоотношения, наше сближение – это трудный и продолжительный (порой с обратным течением) путь. Разница была во многом. Павел Фёдорович – корифей лайковедения, эксперт, я же скромный трудяга, жаждующий завести лайку с родословной. Он потомственный горожанин, носил фамилию деда, детского писателя. Единственный сын матери-одиночки. Я же из глубинки, младший в многодетной семье, не позволял себе закурить при отце до конца его жизни. Но умение выполнять комплекс работ сельского жителя позволял мне легко адаптироваться в охотничьей среде. До встречи с П.Ф.Тарханеевым я уже хлебнул таёжной романтики, работая в северных районах Свердловской и Тюменской областей. Это родина народностей манси и хантов или по-другому – родина угров. Не могу похвастаться какими-то охотничьими удачами, но уже знал, что в тайге лучшего друга, чем лайка не бывает.
В 1972 году я впервые переступил порог городского общества охотников и записался на очередь за щенком с родословной. С этого года я стал ходить на секцию лаек регулярно. Постепенно стали появляться знакомые, друзья, наставники по выращиванию и первоначальной натаске лайки. А щенок, приобретённый не по его рекомендации, Павлу Фёдоровичу конечно не понравился. Действительно, моя первая заводская лайка Векша 2326лзс, была невысокого породного уровня. Первая выводка, где участвовала моя Векша, мне запомнилась на всю жизнь. Векше к выводке исполнилось 11 месяцев, она была хорошо выращена, к этому возрасту знала охоту на белку и боровую дичь. Короче говоря, у неё успеваемость на охоте была выше, чем у её хозяина. Кроме охотничьей доблести, она хорошо приносила поноску (так же и мои тапочки из общей коммунальной прихожей). Вообщем, с рабочим досугом обстояло всё хорошо. Но вот экстерьерные данные сильно хромали: первое – у Векши было много недостатков в строении головы; второе – по спине шерсть имела так называемый «развал». Опытному глазу эти недостатки были хорошо заметны. Ну, и отец моей Векши, Уран 1524лзс В.Т.Бурлако, был объявлен П.Ф.Тарханеевым – политкорректнее выражаясь – личностью нон – Грата. Касаясь образа П.Ф.Тарханеева следует отметить его черту характера – он был нетерпим к чужому мнению, и вязки не его благословления – это вязки неплановые, т.е. в корне неправильны. А если (это нередко случалось) появлялись интересные собаки, в создании которых Павел Фёдорович не принимал участия, то обычно заявлял: «Не из тучи гром» и тут же принимался перечислять недостатки предков этой лайки. Оказывалось у предков были «лохмачи», собаки «с крапом не в тон основного окраса», были и «с резким переходом ото лба к морде» и «с круглым глазом».
Но при этом, любая интересная (так называли высокоэкстерьерных) лайка бралась под личный контроль с обязательной вязкой с рекомендованным фаворитом Павла Фёдоровича. Последнее было непременным условием. Возвращаясь в далёкие годы, думаю, что я видел тогда в действиях Павла Фёдоровича только негативное и это объяснимо. Мне, молодому лаечнику, Павел Фёдорович виделся всемогущим узурпатором, диктатором, потому что любые его поступки вызывали противостояние. К тому же характер Павла Фёдоровича был далеко не ангельским. В выборе выражений он не церемонился. Своеволия П.Ф.Тарханеев не терпел. Нередко, побагровев и всё больше распыляясь, Павел Фёдорович делал выпады против всех присутствующих: «Вы серая масса, вы портите породу, которую с таким трудом создавал Георгий Иванович». Георгий Иванович Демидов после сталинских репрессий 30-х годов и вплоть до 60-х годов прошлого века на Урале был ведущим экспертом по лайкам. В кругу лаечников ходила устойчивая молва, что Павел Фёдорович был внебрачным сыном Г.И.Демидова. Библиотека (охотничья, кинологическая) у П.Ф.Тарханеева в большинстве своём была из дареных книг Г.И.Демидова. В одной из них Георгий Иванович писал, что Павел Фёдорович самый талантливый и одарённый юный кинолог. В числе почитаемых П.Ф.Тарханеевым лаечников был так же Б.Ф.Коряков. В последующем, изучая историю лайки на Урале, я узнал, что Б.Ф.Коряков действительно был сотрудником уральской научной биостанции. Он одно время держал и засветился на выставке с лайками, и не более. Этим я хочу сказать, что Павел Фёдорович любил иногда вводить людей в заблуждение.
Но вернёмся к началу моей собаководческой деятельности. Итак наступил день, когда я свою лайку привёл на зимнюю выводку молодняка. Экспертом был П.Ф.Тарханеев. Павел Фёдорович поставил Векшу последней с оценкой «удовлетворительно». Более десяти ровесниц моей лайки были поставлены впереди неё с оценками «хорошо» и «очень хорошо». Но меня это не расстроило, я уже был подготовлен и знал, что на моей собаке П.Ф.Тарханеев отыграется. Как говорится – осведомлён, значит подготовлен. Был ли прав Павел Фёдорович, я и сейчас не знаю. Но это была первая горькая пилюля, необходимая в моей будущей многолетней кинологической деятельности. (Не более чем через год на большой областной выставке, приехавший из Москвы известный эксперт В.В.Григорьев, поставил Векше в средней возрастной группе оценку «очень хорошо». У неё к тому времени были дипломы по белке и ей присвоили племенную классность. В.В.Григорьев меня похвалил и пожал руку. Я был немного смущён, считая похвалу незаслуженной).
Но возвращаюсь к первой выводке. Тогда на выводке было немало таких же, как я, начинающих лаечников. Многие постепенно ушли в небытие. А вот те лаечники, с которыми мне пришлось продолжить совместное увлечение – охоту с лайкой, её разведение.
Ситников Александр Степанович. Ярый сторонник П.Ф.Тарханеева, стал тонким знатоком лайки. Собирал кинологическую литературу, вёл крови лаек преимущественно от собак П.Ф.Тарханеева. Лучшими собаками разведения А.С.Ситникова были Варнак 2859лзс и ч.Сольва 4663лзс. В отличие от своего кумира -П.Ф.Тарханеева, А.С.Ситников был прекрасным таёжником и охотником с лайкой. Мы с ним неоднократно, в начале и середине 70-х годов, ездили на белкование в верховья реки Ивдель. Он начал добывать соболей ещё тогда, когда я об этом не смел мечтать. В последующие годы, 70-80-е, П.Ф.Тарханеев брал лаек для разведения уже у А.С.Ситникова. Работал он в Горном институте преподавателем физкультуры. Был очень скромен, но чуть замкнут. Среди лаечников секции пользовался уважением, но экспертом не стал, хотя знания породы, охоты с лайкой сделали бы честь экспертам любой категории. Александр Степанович до конца своей жизни поддерживал связь с Павлом Фёдоровичем. Думается в трудные времена П.Ф.Тарханеев большую поддержку и помощь получал от А.С.Ситникова. Умер Александр Степанович в 90-е годы от онкологического заболевания.
Участником той выставки был Николай Васильевич Щипанов. В последствии он стал экспертом I категории. Работал егерем на испытательной станции, тонкий знаток охоты с лайкой. Были у Н.В. Щипанова замечательные лосятницы, а самыми знаменитыми были Джек и Зея 3691лзс. Сейчас Николай Васильевич живёт вдали от городской суеты на берегу Чусовой. Я желаю ему бодрости, здоровья и ещё долгих лет жизни. На первых парах Н.В. Щипанов так же как и я, был в окружении Павла Фёдоровича, а затем перешёл в лагерь полевиков к антиподу П.Ф.Тарханеева – Владимиру Семёновичу Зубареву.
Был на той выводке свидетелем моего и Векшиного фиаско, Аклим Багоутдинов со своей красавицей Лаймой. Её он приобрёл, в шестимесячном возрасте, у Николая Борисовича Полузадова, взамен погибшей под машиной молодой лайки, протежированной Павлом Фёдоровичем. Лайма была великолепна во всём, кроме светлого глаза. Багоутдинов был так же сторонником П.Ф.Тарханеева, но точку зрения учителя отстаивал вяло, а порой и сомневался в верности его идей. Постепенно взгляды их разошлись, Аким держал Лайму до глубокой старости. После Лаймы собак не заводил, объясняя это тем, что тяжело хоронить друзей. Я вспоминаю Акима и встают в памяти, как будто это было вчера, наши первые охоты со своими молодыми лайками, наш увлечённый поиск охотничьей литературы, которой в те времена было не богато.
Тогда добыча дикой пушнины строго контролировалась государством. Однажды, мы возвращались с охоты из Ивдельского района. В вагоне с нами были, конечно, наши собаки. Пассажиры живо интересовались на кого мы охотились со своими помощниками. Нам льстило общее внимание, мы чувствовали себя бывалыми трапперами, хотя добыча наша за 20 дней охоты состояла из 70-80 беличьих шкурок с огромными прострелами. Это был брак. Но Аким, боясь проверки охотнадзора, свернул шкурки в свёрток и попросил молодого человека, едущего до Свердловска, положить шкурки себе в багаж. До Свердловска доехали хорошо, проверки охотнадзора не было, а когда на Свердловском вокзале Аким хотел забрать свёрток с белками, молодого человека в вагоне не оказалось. Он исчез вместе со шкурками.
Но вернёмся к выводке. Итак, моя лайка замыкала ринг. Хотя я был готов к такому событию, но мои ощущения не были радостными. Мне следовало перед новыми товарищами как-то реабилитироваться. После гласной экспертизы Павла Фёдоровича участники ринга стали группироваться, разглядывая в собаках недостатки или положительные стороны экстерьера. Многие с сочувствием в глазах смотрели в мою сторону. Я снял с Векши поводок и со словами «не нужна мне такая собака», зашвырнул его далеко в сугроб снега. Векша переводила взгляд то на меня, то в сторону заброшенного поводка, и напряжённо ждала команду на подачу. Я не спеша сдвинул шапку на бок, почесал затылок и сказал Векше: «А ну ка, принеси его, я на нём тебя, пожалуй, повешу». Собака перепрыгнула штакетник и глубоко увязая в снегу, добралась к поводку и, взяв его в зубы, возвратилась ко мне. Я видел, что многих моих товарищей заинтересовал, и продолжил игру. Векша обычно поноску приносила, но отдавать её не собиралась. Она затевала игру, начинала трепать и трясти поноску, но стоило мне за ней протянуть руку, она отскакивала. В данной ситуации Векша уже вышла из снега на твёрдое, и я успеваю командовать ею. «А ну ка, отряхни поводок от снега, ещё отряхни». А Векша уже не слышала никаких команд, трепала и трясла ленточным поводком. Ну а я, тем временем, незаметно для окружающих, наступил ногой на конец поводка. Так прошло моё сближение и знакомство с лаечниками свердловской секции. Жизнь моя с этой поры стала целиком связана с лайками, с охотой и другими кинологическими мероприятиями.
После той выводки, когда уже размашистым почерком Павел Фёдорович написал в родословной «удовлетворительно», он предложил мне – как само собой разумеющееся – исправить ошибку и взять щенка из рекомендованной, перспективной вязки. А по другому говоря, взять щенка от вязки, которая родилась в голове П.Ф.Тарханеева. А планов видимо и не было, Павел Фёдорович упивался своей властью, как мы тогда говорили «витал в облаках» не обременяя себя бумажной работой, всё держал в голове.
Чрезмерное и непродуманное использование (скорее вал) чужих кровей для Уральской селекции начался в 60-70-х годах. Занимая ключевые позиции в племенном использовании производителей Павел Фёдорович мог бы повлиять на сохранение потомков Норая Иванчикова, Приятеля Серёгина, Мукса УрВО, ч.Тайги Преснякова и других лаек. Но, на мой взгляд, особенно в те времена казалось, что ратуя за сохранение Уральских кровей, он под Уральскими понимал только потомков своих кобелей Пыжика и Барсика.
Я был свидетелем, как оставались и исчезали неиспользованными масса очень приличных лаек Уральского происхождения. Я не вполне понимал, почему нужно было завозить лаек из других кинологических центров. При этом так и пропали бесследно Н.Тагильские лайки, не понимал, почему к лайкам разведения Боярского из Туринска, подлили крови, идущие из Московского очага, когда даже лаек Свердловской селекции следовало очень осторожно подбирать для смещения с лайками Боярского. Боярский всю жизнь подбирал лаек по деревням Туринского и Таборинского районов. Начиная с послевоенных лет до 80-х годов он стал появляться на выставках в Свердловске и неоднократно занимал в рингах призовые места.
Своё восприятие мира, замешанное на упрямстве, неумение ладить с людьми, постепенно противопоставили Павла Фёдоровича практически всему активу Свердловской секции. Приведу случай, как И.Н.Савин сделался врагом П.Ф.Тарханеева. На испытаниях по белке П.Ф.Тарханеев увидел кобеля, привязанного к кусту. Он долго разглядывал его (собаку явно увидел впервые) и, повернувшись к окружающим выдал: «Кто-то ведь держит таких Бобиков». А этого «Бобика» – Вилюя 3591лзс В.С.Александрова протежировал И.Н.Савин. Он, в описываемой ситуации, находился за спиной Павлом Фёдоровичем, напряжённо ожидая его оценки. И конечно положительной. Кобель принадлежал не охотнику, но человеку имеющему дело с техникой, бензином…зав.гару лесотехнического института В.С.Александрову. Такие люди были ценны.
Между Игорем Николаевичем и Павлом Фёдоровичем произошла небольшая перепалка, но последний попыхтел беломориной и, не обращая внимания на сыплющуюся вслед брань Игоря Николаевича, пошёл к другой группе участников испытаний. Мне тоже досталось от Павла Фёдоровича. Мой большой интерес к лайке и активное участие в жизни секции не осталось незамеченным – я был выбран в бюро секции. На одном из собраний секции, за какую-то мелкую ошибку, он устроил мне разнос: «какой-то малай из улуса портит породу, над созданием и сохранением её стоял Георгий Иванович»…и так далее. Это было среди большого скопления людей, мне было трудно сдержаться. Я сказал, что если он носит галстук, то это ничуть не даёт ему права считать себя выше других и тем более, потому что рубашка под галстуком выглядит, словно ею трубу чистили.
Павла Фёдоровича трудно было в чём-то переубедить, и он парировал тогда: «…культура человека заключается не в чистом воротничке». А воротничок его становился день ото дня всё мятее и неопрятнее. К концу жизни он появлялся в камуфляже.
К середине 70-х годов я был уже на стороне противников П.Ф.Тарханеева среди полевиков, во главе с Владимиром Семёновичем Зубаревым. Запомнился случай, который вспоминался мне всю жизнь. Это была самая хитрозадуманная выходка Павла Фёдоровича против меня-отступника. Мне было поручено вести запись лиц, желающих приобрести щенка (писем было много и заявки на щенков не удовлетворялись порой и год и два), а также я иногда заполнял «Книгу вязок». И вот, не согласовав с Павлом Фёдоровичем, повязал свою Векшу со своим же Туманом, а стареющую суку Ханту, которую мне отдал А.С.Ситников, я повязал Буяном А.Агафонова. Мне хотелось выяснить, кто передаёт зверовые качества потомству. От Ханты А.С.Ситникова и Илима В.С.Целолихина была получена Тайга А.Бородина, имеющая несколько дипломов I степени по медведю. И ходили споры, от кого унаследовала Тайга эти ценные качества или от Илима В.С.Целолихина, или от Ханты А.С.Ситникова. Но мои селекционные замыслы не заинтересовали Павла Фёдоровича. Обнаружив в «Книге вязок» мою запись, было собрано бюро секции и разбиралось персональное дело Г.З.Насырова. Следует отметить, что инициатива Павла Фёдоровича была поддержана О.И.Патокиным – председателем секции лаек. Докладчик, естественно, П.Ф.Тарханеев. Осуждалось самоуправство Насырова. На вязку Векши с Туманом Павел Фёдорович не обратил особое внимание, как посредственных производителей. Мне в защиту не было дано слово. Гневно осудив мои действия за вязку «такого ценного для породы производителя, как Ханта, Павел Фёдорович предложил вязки считать «неплановыми». Сохранилась «Книга вязок» (к старому, истории я отношусь болезненно бережно, порой удивляя близких). В «Книге вязок» (Красная книга), где под номером 440 за 5 сентября 1975г. моей рукой сделана запись: «Ханта Г.З.Насырова повязана Буяном А.Агафонова»; а под номером 441 за 12 сентября 1975г. «Векша Г.З.Насырова повязана с Туманом Г.З.Насырова», дважды, размашистым почерком Павла Фёдоровича сделана запись: «Неплановая вязка». Справа, напротив записи о вязке Ханты с Буяном рукой О.И.Патокина написано: «Документы не выдавать по решению бюро». Ну, тут следует заметить, что документы почему-то выдали, видимо потому, что в нашей стране, чем круче решения, тем более они не выполняются. От Ханты одного щенка увёз человек, когда-то учившийся в отряде космонавтов в Казахстан, двух оставлял себе, но они в 4 месяца сгасли. Сука – Загря В.Сюзева из Первоуральска от моего Тумана и Векши 2326лзс стала матерью известного на Урале производителя Барса 5193лзс В.Т.Ситникова. От Барса 5193лзс родился Леший 6464лзс; сейчас я держу уже четвёртое поколение Лешего 6464лзс. Таким образом, сохраняется и кровь Векши 2326лзс. Не берусь судить по истечению почти 40 лет, кто был тогда виноват, а кто прав. Но бюро тогда единогласно проголосовало, что мои действия были неверны. Тогда я впервые очень остро почувствовал, что решение большинства не всегда бывает верным.
Среди членов бюро было уже достаточно моих друзей. После я почти каждого из присутствующих на бюро спрашивал: «…скажи мне, пожалуйста, что я сделал неверно, где в подборе пар для вязок я допустил нарушение?» В ответ я слышал, что один хотел быстрей проголосовать и идти домой. Другой говорил, что ничего страшного не произошло и что с Пашей (Тарханеевым) спорить бесполезно. Одного человека не было на бюро, но я уверен, он был бы на моей стороне, хотя его голос всё одно был бы побит мнением большинства. Это был Владимир Семёнович Зубарев.
Я обязательно расскажу о нём в следующий раз. Геолог по образованию, очень начитанный, с широчайшим кругом интересов, спортсмен, компанейский человек, любитель дружеских застолий, по мальчишески предан дружбе – вот его неполная характеристика. И ещё добавлю, он, как Уго Чавес, всегда был на стороне слабых и обездоленных. Не любил начальствующих и всегда был с ними в противоборстве (оппозиции). Бесспорно, харизматическая личность. В.С.Зубарев возглавлял полевой сектор и у него с Павлом Фёдоровичем, к описываемому времени, нарастало непримиримое противостояние.
Недовольство большинства лаечников чванливым, пренебрежительным отношением к владельцам, «к серой массе» вызывало ответное отношение к П.Ф.Тарханееву. Вызывало противостояние и то, что Павел Фёдорович, далёкий человек от охоты, брался учить охоте с лайкой. Допустим, считал, что в тайге охотиться следует вдвоём в целях безопасности. Мне, уже к этому времени, немного знакомому с таёжной жизнью, скитания с лайкой, где нет транспорта, кроме «своих двоих», было трудно принять теорию Павла Фёдоровича, знающего тайгу по детским книгам. Между тем противостояние П.Ф.Тарханеева достигло апогея.
Где-то в середине 70-х годов О.И.Патокин проявил твёрдость руководителя и объявил о сборе бюро с повесткой дня – о нетерпимом поведении председателя племенного сектора Павла Фёдоровича Тарханеева. В те советские времена всё делалось как в верхах (у кого же брать пример?).
На бюро Павел Фёдорович не появился, пришла мама, Галина Фёдоровна. Она сказала, что Паша болен. Не пришёл он и на следующее бюро, как впрочем, и мама. Затем прошёл слух, что Павел Фёдорович уезжает в г. Шахрисяп в Узбекистан.
Совершенно не приспособленный к жизни, не имеющий никакой специальности, не единожды отчисленный, сразу после зачисления, за неуспеваемость из ВУЗа, с матерью-пенсионеркой уезжает совсем в другой мир. Это удивило многих. На такое решение нужны видимо были веские причины. Не думаю, что причиной такого решения был вердикт бюро секции. Думали ли мы, единогласно поднявшие руки за исключение Павла Фёдоровича из бюро, о последствиях? Молодость, максимализм.
Время неумолимо отделяет меня от тех, канувших в лета времён. Трудно найти сейчас кого-либо из участников событий тех лет. А, кажется было недавно.
Павел Фёдорович на Урал вернулся года через 3-4. Работал кинологом в Тюмени, затем в Челябинске. Наконец оказался в Кургане, работал на испытательной станции.На областные выставки в Свердловск приезжал почти постоянно. Встретив меня в выставочной суете, не упускал возможности разнести «в пух и прах». Но с каждой новой встречей в его нападках всё меньше оставалось место злобе. Я всегда ждал терпеливо, когда соберётся народ, а Павел Фёдорович вещание перенесёт на толпу и незаметно исчезал. Работая кинологом в Тюмени, он пригласил всех свердловских экспертов на выставку. Поехал и я, тогда ещё начинающий эксперт, не представляя, чем я там буду занят. Но Павел Фёдорович не заставил меня ждать и удивил предложением судить выжловок русских гончих. Пришлось взять грех на душу и отсудить. Помню, там же мы нашли время и поехали на квартиру Г.Г.Сосновского. Квартиру нашли, но Гавриил Григорьевич был похоронен незадолго до нашего визита.
Не обладая дипломатическим искусством, с детской прямотой и наивностью, П.Ф.Тарханеев долго не задержался в Тюмени и переехал в Челябинск. Устроился в охрану Радиозавода смотрителем охранных собак. Я опять таки, по его приглашению, поехал в Челябинск на выставку. Ночевали вместе с ним в вагончике, где спать и даже сидеть было не на чем. Мы проговорили с ним, как старые товарищи до утра.
В начале 90-х годов мы с ним встретились в последний раз на стадионе «Динамо» на областной выставке. Выставка была уже не прежняя. Было мало собак, наступили тревожные перестроечные времена. Но традиции старые не были нарушены, после выставки эксперты и лаечники собрались на ступенчатых сидениях в лучах ласкового солнца. Появилась простая закуска, дешёвое вино, собрались люди, увлечённые одной любовью, хранящейся в каждом из нас на всю жизнь. Налили по первой, я что-то сказал о наставничестве, о том, что здесь присутствует П.Ф.Тарханеев, и он для нас многих является учителем. Павла Фёдоровича, видимо, мои слова очень тронули. Он сказал: «я считаю за честь иметь в твоём лице, Григорий Захарович, своего ученика».
Это была наша последняя встреча. Впереди ждали нас, простых людей, тяжёлые годы. Умерло много лаечников и экспертов тех советских времён, пожалуй, умерли все мои друзья – участники моей первой выставки. Среди них ушёл в долину вечной охоты и Павел Фёдорович. Он умер в городе Шадринске Курганской области в доме душевно больных.
Есть в биографии П.Ф.Тарханеева очень важный момент его жизни, о чём выше я упустил сказать. Павел Фёдорович участник обследования аборигенных лаек Ивдельского района. Об этом, совместно с С.М.Белоглазовым, они опубликовали статью в журнале «Охота и охотничье хозяйство». Его гласная экспертиза привлекала большое количество участников выставки, чему способствовали его эрудированность и хорошее знание русского литературного языка. В определении породности лайки П.Ф.Тарханеев основное внимание уделял строению головы. Он прекрасно знал историю породы, и не только Свердловского очага. Павел Фёдорович был носителем культуры экспертизы лаек, унаследованной от первых кинологов Урала – Ф.Ф.Крестникова, Г.И.Демидова и С.Н.Остроухова. Автору этих строк и в голову не приходило, что когда-то придётся писать о днях минувших, о моих встречах с Павлом Фёдоровичем. Вспоминается, что он часто упоминал об иркутском учёном, эксперте-кинологе А.В.Гейце. Только в 2008 году я узнал из сборника «Охотничье собаководство России», что Павел Фёдорович учился на курсах экспертов-кинологов с А.В.Гейцем в 1961 году в Иркутске. Преподавателями были такие знаменитости, как М.А.Сергеев, Б.А.Калачёв, В.В.Тимофеев. У всех о П.Ф.Тарханееве может быть своё мнение, но думаю – в одном знающие его люди будут единогласны – Тарханеев был лайковед, лаечник, яркий, запоминающийся, очень отличающийся от большинства.
Кто был для меня П.Ф.Тарханеев? И я без сомнения и колебания отвечаю – учитель. Да, если я обладаю какими-то знаниями в лайковедении, то прежде всех интерес к приобретению этих знаний побудил Павел Фёдорович. Да, он не такой, как большинство. Характер его ни по каким меркам не назовёшь коммуникабельным. Но одно его присутствие в любом коллективе уже будоражило интерес к лайке. Я в начале говорил, что П.Ф.Тарханеев положил голову на алтарь лайковедения. Да, он был бессребреником. Он не имел от лайководства никаких прибылей. Он кроме кинологии ничем не занимался. Родились мы с Павлом Фёдоровичем в один год и день двенадцатого декабря 1938 года. Хотя я пережил П.Ф.Тарханеева на десятки с лишним лет, но, тем не менее, конец жизни у нас более схож, нежели начало. Мы оба не нажили, не настяжали (упаси бог), не наворовали. Остаются после нас только фамилии в родословных угорских собак. Радости, коими награждала нас жизнь, были связаны с лайками! И не только!
Эксперт по лайкам Г.З.Насыров (Екатеринбург) 2013 год.