<-->

Рысь. А. Черкасов

Рысь любит отдыхать на дереве

Часть 4. Другие особенности охоты на рысь.

При этой охоте промышленнику нужно знать хорошо мест­ность и необходимо соображаться с тем, чтобы заехать с той стороны, откуда способнее взбудить рысь: именно надо сообра­жаться, чтобы не загнать её в каменистые россыпи, где соба­ка не в состоянии бежать сильно, а рысь может спрятаться в пустотах и расселинах между камнями и скалами.  Нередко мо­лодые рыси, вместе с матерью преследуемые собаками, заска­кивают все на одно дерево; в таком случае нужно стараться убить сперва мать, а потом уже стрелять по молодым, потому что дети после первого выстрела по матери не соскочат с дере­ва, а напротив, видя смерть матери, будут прятаться на ветвях и сидеть так крепко, что их можно перебить всех по одному; в противном случае старая рысь после выстрела тотчас спу­стится на землю и быстрее птицы снова бросится спасаться, а за нею и молодые.
С худыми, неприемистыми собаками рысей добывать труд­но; случается, что с такими собаками гоняют их по нескольку дней сряду и всё без успеха, потому что рыси, не нажимаемые ими, успевают отдохнуть и, поздно настигнутые, снова уйти от преследования. Такая охота утомительна и неприятна, потому что, носясь верхом по лесистым горам, каменистым россыпям, едва проходимым чащам, скоро утомишься, передерёшь своё платье, оцарапаешь себе лицо и руки об мерзлые сучки и прутья, которые, как стальные пружины, без пощады бьют по открытой физиономии; признаюсь, тогда подобная охота стано­вится в тягость и для страстного охотника. А что достается на долю бедных лошадей в подобных случаях, об этом уже и гово­рить страшно!.. Зато как весело и приятно, если хорошая соба­ка, взбудив рысь, скоро загонит её на дерево и своим тревож­ным, радостным лаем зовёт на помощь своего хозяина!.. О гос­пода! Какое тут радостное чувство наполняет душу страстного охотника! С какою поспешностью и осторожностью он, подскакав и привязав коня, скрадывает дорогую добычу, видя её на дере­ве! С замирающим сердцем, едва переводя дыхание, подходит он к дереву, осторожно ставит винтовку на сошки, вместе с тем торопливо поглядывает на лающую собаку и на рысь, притаив­шуюся на суке и не спускающую глаз с собаки, ища удобной минуты, чтобы воспользоваться каким-нибудь промахом собаки и скрыться. Наконец, с каким проворством сибирский промыш­ленник взводит свой забавный курок и затаив дыхание выцеливает верную добычу!.. Ещё мгновение, и пронзённая насквозь винтовочной пулей рысь без чувств, без дыхания, с едва замет­ными судорогами, медленно падая с сучка на сучок, рухнется на землю, к ногам давно ожидающего собольки!..

Пора пообедать

Кроме того, рысей добывают и другими способами, хотя и редко здесь употребительными, как, например, капканами, лу­ками и пастями, которые ставят на рысьих тропах или около трупов животных, ими задавленных.
Сибирский промышленник считает за большое счастье, если, охотясь в тайге, он найдет свежезадавленных рысью: козу, зайца, глухаря и тому подобных зверей; он тотчас делает простую опадную колоду или пасть, настораживает над своей на­ходкой и вполне надеется на успех, потому что рысь вскоре непременно явится к своей добыче, если только она не задави­ла кого-нибудь ещё, и попадется сама в ловушку. На этот раз она чрезвычайно проста и доверчива, так что идёт даже под пасть, только что сделанную.
Ловкие промышленники, хорошие стрелки, иногда примани­вают рысей, подражая крику зайца, попавшегося в петлю, или пастушку, и стреляют их из винтовок. Рысь, заслыша как бы голос зайца, не замедлит явиться к охотнику, особенно голод­ная; тут стрелку нужно быть готовому к поспешному выстрелу, потому что рысь, заметя ошибку, тотчас скроется. Понятно, что это делается в таком случае, если охотник найдет свежие рысьи следы и надеется, что рысь лежит где-нибудь недалеко от того места, где он остановился, чтобы подманить её на голос зайца.
Рысь крепка к ране; её нужно стрелять в самые убойные места, т.е. в голову или в грудь, и то так, чтобы задеть пулей мозги, печень, легкие или сердце; если же попасть по полому месту, то есть по животу, в ногу и в другие части, не имеющие большого влияния в организме животного на скоропостижную смерть, то рысь может уйти от преследований охотника, тем более, если с ним нет собаки. Раненую рысь не следует не только хватать руками, но даже и подходить к ней близко без обороны, потому что она бросается на человека и может нанести жестокие раны. Даже видя смертельную рану, не надо допускать к ней и собаки.
Шкурку с рыси снимают тоже чулком, как с лисицы (мясо рыси чрезвычайно бело и с виду походит на мясо лесного рябчика. Собаки едят его с большим аппетитом и скоро от него поправляются и жиреют). Как говорят, прежде рысей было гораздо больше в здешнем крае, нежели в настоящее время, впрочем, эта горькая истина отно­сится и ко всем зверям, водящимся в Забайкалье. «Что делать! Мало ли чего прежде бывало!.. В старину и зверя-то было не в пример больше тапершиного. Деды наши порассказывали, что они за огородами, на деревенских ключах, сохатых да изюбров бивали; а нынче – срам! просто срам!.. Все глаза-то себе выстегаешь, из рубахи вылупишься, покуль их в лесу-то отыщешь… Э-эх, было времечко – не воротишь!..» Это слово в слово переданный мною рассказ одного старика промышленника, славившегося в былое время своим удальством на поприще охоты по целому околодку в мире зверопромышленников. При последних словах своей типичной речи старик глубоко и тяжело вздохнул, а потом, кажется, заплакал – я хорошенько не видал, потому что вышел из избы…

Рысь часто прячется на дереве

Передам ещё эпизод из рассказа одного достоверного сибирского промышленника; постараюсь сохранить его типическую речь: «Долго я ехал с товарищем по худой вершей (верховой) дороге, в страшной тайге, с Чикойских покатей (Чикой – река в ю.-з. Забайкалье) в самое белковье. Стало уже смеркаться, и до табору было ещё дивно (далеко, много). «Заночуем-ка, паря», – говорю я товарищу. «Ну что ж, заночуем так заночуем», – говорит он, а конь у него пристал маленько, я и поехал вперед на своем коурке до места, где прежде ночевывали. Приехав, разложил огня, нарубил больше дров для ночи, запалил ганзу (китайская медная трубка), слышу там позади – гац, маленько погодя опять – гац!.. «Слава тебе, господи, – подумал я, – чего-то бог товарищу, видно, ещё послал – вот уже два раза отвесил, да только голк отчего-то не бравый, будто мимо»… Сам между тем притащил воды, повесил карымского чаю в котелке, а тут слышу опять – гац, а там ещё и ещё. «Тьфу ты, господи, – проговорил я. – Кого он там постреливает? Уж не на зверя ли (медведя) натакался, сердечный?» Ну, как это подумал, верите ли, так у меня ретивое и защемило, индо дыхать тяжело стало – жаль мне товарища, будто отца родного… Чай между тем вскипел; я выпил чашечку, другую, да больше-то и не могу – так сердце и ноет. А тут слышу – опять гац, а вот и собака залаяла уже ближе ко мне… Ну, зверь, беспременно, мол, зверь; я, нечего делать, схватил поскорее винтовку, на коурка да и нутко наливать на голк-то, где он палит. А месяц уже вышел, и так стало светло! Я еду, еду да и приостановлюсь. Слышу, собака так и рвёт, будто сдурела, – ха-м, ха-м, ха-м… А товарища и не слыхать. «Ну, – думаю, – Христос с ним, а чего-то не ладно!» Опустил коня, подскакал ближе и вижу: товарищ мой сидит сгорбившись под деревом, а собака подле него лает, задравши голову кверху… «Ты кого это, паря, стреляешь, – говорю я, – вот уж сколько времени?» «Да чего, брат, – говорит он, – ты только что от меня уехал, а соболька мой бросился в сторону да и нутко лаять на дерево; я соскочил с коня, подбежал к дереву и вижу: на нём сидит, притаившись, рысь. Я обрадовался, палил, палил, раз с десяток отвесил, и всё мимо. Все заряды расстрелял, убить не могу, а попуститься жалко, да и подумал, что ты, наверное, услышишь и меня выручишь…» «Эх ты, голова сердечная, – говорю я, – пошто это от месяца-то стреляшь, вот потому мимо да мимо!..» Сам скорей соскочил с коня, схватил свою винтовку, зашёл с другой стороны, значит, к месяцу, и вижу: сидит на суке, притаившись, голубушка, только глаза светят!.. «Благослови, господи, – подумал я, да как торнул – вот и полетела моя рысь вниз головой, прямо на собольку! «Вот как по-нашему, – говорю я, – сразу повалил, а то гац да гац!.. Пожалуй, без толку-то пали сколько хошь, проку мало будет». Ну, тогды свалил я такого матерого оморочо, что боже упаси! После в Кяхте за 18 рублёв продали».

На перегонки

Опытные сибирские промышленники по звуку выстрела за версту и даже более угадают, куда полетела пуля: мимо, в дерево или попала в зверя, но это мало; они даже знают, куда именно попала пуля, т.е. в мякоть или по костям. Я сначала не верил, чтобы можно было узнать, куда полетела пуля, по одному звуку выстрела, но потом, когда сам стал наблюдать за этим, то убедился в истине, которой прежде не верил. Действительно, если охотник выстрелит мимо, то звук от выстрела или, как говорят здесь, волк, как-то не полон, не густ, чего-то недостает, а иногда и слышится свист пули, летящей в воздухе. Если пуля ударит мимо же – в дерево, то как-то особенно щелкнет, и звук весьма крепок; когда же пуля ударит в зверя, по костям, например по лопаткам, то звук полон, густ и пуля как-то глухо щёлкнет, или, как здесь говорят, пучкнет, как бы сильно брошенный камень в густо смешанную глину. Трудно передать это письменно, нужно опытом и навыком дойти до этих тонкостей, чтобы вполне поверить истине.

А. Черкасов.