Она наступила мне на ногу и, ничуть не смутившись своей невнимательности, проследовала мимо. Мы с товарищем только переглянулись и стали молча следить за незваной гостьей. Тем временем лёгкое гибкое существо грациозно обошло наш небольшой лагерь и самым интересным местом сочло пучок жухлой травы, в который мы щедро высыпали остатки ухи. Тёмная острая мордочка впилась в мягкий бок гольца, и американская норка – это была именно она – стала похожа на муравья с коконом в зубах. Крупная находка явно обрадовала зверька, и он помчавшись к ближайшей ольшине, вдруг исчез на овном месте.
Наконец-то мы решили пошевелиться и сойти с места, как обычно слишком рано начав обсуждать увиденное. И вдруг, не обращая внимание на наше оживление, прямиком от ближайших кедрачей к «тайнику» направляется самочка-норка. Обнюхав вход, скрылась в нём. Поглотив свою долю, она удалилась в сторону моря.
В середине мая на юге Камчатки бывают такие дни или часы, когда ветер угоняет за горизонт стада облаков. Тогда солнце начинает греть по-летнему, тёмно-сырой песок приятно печёт ступни. Прозрачные морские волны по отливу неспешно перебирают бахрому водорослей на гладких и блестящих, как тюленьи бока, камнях. Прищурившись от яркого тёплого света, боковым зрением вдруг замечаю какое-то необычное движение. Норка! Короткими прыжками – обычная манера передвижения – она двигается у самой кромки воды, не замечая придавленных внезапным теплом к земле людей. Хватаю фоторужьё, зову желающих, и вскоре трое полуголых мужчин носятся между валунов по отливным лужам, рискуя поскользнуться на ещё не обсохших водорослях и каждый страстно желает сделать хоть один кадр с норкой. Зверушке не повезло, она попала в ловушку. Плавать в море норка сразу на отрез отказалась. Уйти в заросли мешал обрывистый берег, покрытый глухим снежным надувом, как назло без единой трещины. Попытки прорваться вдоль берега сразу пресекались одним из фотографов. Пометавшись минут пятнадцать, норка вдруг…перестала обращать на нас внимание и занялась своими делами прямо у наших ног.
У неё оказалось всего три дела: добыча хлеба насущного, уход за шубкой и сон. Они сменялись одно другим, как по графику. На этот раз «хлебом» норке служили небольшие морские рыбёшки, похожие на бычков, в поисках которых она проныривала все лужицы в полосе отлива. Особое внимание уделялось крупным валунам в воде. Из-под таких камней норка обычно выскакивала с добычей в зубах, возбуждённая, как кошка, объевшаяся мясом, старалась спрятаться в тень, а лучше – в расщелину между камней и там трапезничала. Если бы проводился конкурс «кто быстрей съест», то норка была бы одной из претенденток на призовое место. Бычка длиной 7-8 см она съедала за 15-20 секунд! Челюсти с зубами-шпильками работали с такой скоростью, что невозможно было выделить отдельные движения.
После трапезы начинался уход за мехом. Чаще всего роль одёжной щётки выполнял песок. Норка тёрлась об него головой, шеей, туловищем до тех пор, пока мех из прилизанного не превращался в пушистый. Иногда в снежном надуве находилась горизонтальная полочка, и норка с удовольствием каталась по снегу. Мех же от этого также становился сухим. В одном месте ей попался обрывок мелкоячеистого капронового невода, который сразу превращался в импровизированную сушильную щётку. Несколько раз возвращалась к нему чистюля. Когда очень торопилась, то натирала только шею и с такой гривой принималась за рыбалку. Снимать норку телеобъективом с близкого расстояния – дело безнадёжное. Лишь перейдя от объектива с фокусным расстоянием 500 мм на 135 мм, я стал успевать за юрким безостановочным зверьком, который у самых моих ног занимался своими повседневными делами.
После пятой рыбки норка заваливалась спать. Отбежала подальше от воды, выбрала плоский камень и растянулась на брюхе. Её как-то вдруг посоловевшие глазёнки быстро закрылись, и голова на расслабляющейся шее стала медленно сползать вниз. Наше приближение заставило её поднять голову и приоткрыть глаза. Но через пару мгновений сон одолел вновь, и голова стала медленно опускаться. Мы ещё сдерживали подпиравший изнутри смех – так это сонное животное напоминало засыпающего на лекции студента. Достигнув нижней мёртвой точки пушистая головка вздрагивала, приподнималась и ложилась на передние лапки, но вскоре опять сползала на землю. Наш сдержанный шёпот вскоре перешёл в обычный разговор, но это уже не волновало маленькую соню. Лишь на щелчки затворов она поначалу вздрагивала, но и те вскоре стали ей безразличны.
Минут через сорок, также внезапно, норка проснулась. Оживились и мы. Снова маленький хищник увлёк нас за собой, показывая, как надо справляться со своими обычными житейскими заботами. И снова цикл его важных дел повторился как по графику: полчаса на добычу пищи, час – на отдых. Сидеть без дела возле подолгу отдыхающей норки скучновато, хочется что-нибудь сотворить. Проводим эксперимент: на что реагирует спящая. Разговор её не пронимает, смех и свист тоже. Но стоило слегка стукнуть валунами друг по другу, ка моментально длинная шея поднимала озадаченную смешную головку, и та подслеповато осматривала подступы к себе. И вот рождается идея сделать интересный кадр. Бесшумно, на сколько это возможно, подношу к безмятежно почивающей норочке ручные часы и кладу их в 30 см от её носа. Готовим фотоаппараты, проверяем экспозицию, наводим резкость и с хрустом ломаем сухую ветку. Тот час же наша фото звезда вскакивает и замечает необычный предмет перед собой, наклоняется к нему. Дружно щёлкаем затворами и громко смеёмся. Пора на рыбалку, соня!
И.Ревенко. Журнал «Охота и охотничье хозяйство» №11 за 1988 год.