В местах, где мы охотились, долгие годы обитал один кабан-секач. О нём все знали, много раз видели его в загонах, но каждый раз он обманывал и загонщиков, и стрелков. Казалось бы, и загон плотный, и стрелки опытные, но ничего не получалось.
Вот обложили его, и деться ему уже некуда, а он затаился, прикрывшись кустами, подождёт, когда загонщики приблизятся, и между ними – «шасть», только его и видели. Много всяких уловок было у этого кабана, и пользовался он ими вполне успешно. А отличительной особенностью его, было белое пятно на лбу. Это уже справка с печатью или паспорт.
Последний раз он вот что придумал: от загонщиков уходил рядом с семьёй кабанов, которых вела самка. Перед стрелками, по-видимому, учуяв их, остановился, потом прошёл на угол загона к первому номеру и замер. Остановилась и самка. Послушала, понюхала и бросилась на прорыв между первым и вторым номером, семья за нею. Стрелки открыли стрельбу, и вот в это время Белолобый проскочил справа от первого номера. И опять только его и видели. Каждый охотник мечтал добыть Белолобого, но ничего из этого не получалось.
Вот как-то раз пошли мы на охоту вдвоём – я и Александр Яковлевич. Приехали заранее, вечером, в охотхозяйство, сделали отметку у егеря и затемно пошли в лес. В тех местах, где это происходило, охота на кабанов проводится следующим методом. Зная, где у кабанов логово и куда они уходят на кормёжку, можно подкараулить их на тропе, когда они возвращаются назад; т.е. приходим к звериной тропе затемно и ждём, когда стадо пойдёт по этой тропе в логово. Пошло стадо – значит, тебе повезло, не пошло – значит, повезло другому. Вот на такую охоту мы и пошли.
Я встал у одной тропы, Александр Яковлевич у другой, метрах в трёхстах от меня. Стадо кабанов появилось возле меня, как только стало светать. Но оно возвращалось не по тропе, а шло прямо по лесу широким фронтом, продолжая кормиться. От меня это происходило в 50 шагах, кабанов было видно плохо, т.к. рассветные сумерки не давали возможности тщательно прицелиться и стрелять наверняка. Стадо медленно удалялось от меня, а я молил Бога, чтобы оно набрело на Александра. В надежде на то, что может быть, какой-нибудь отставший «кабанок» пойдёт по тропе, я постоял ещё минут десять. Уже стало вовсю светло, лес ожил. Засуетилось его пернатое население. Солнце начало пригревать и после ночной сырости и прохлады приятно воздействовало на организм.
Я сошел с места и пошёл по просеке туда, где стоял Александр Яковлевич. В душе не было надежды на встречу с кабаном, но по привычке я внимательно оглядывался по сторонам. Просека рассекала густой кустарник, по-видимому, здесь была лесорубная делянка. Лес вырубили, а вместо него с годами наросли кусты шиповника, ежевики, тёрна, волчьей ягоды, мелкий ивняк, кленовая и дубовая поросль. А если добавить сюда всякие растения, которые при влажном климате обильно растут, то всё это выглядело непроходимой чащей.
И вот, когда до Александра Яковлевича оставалось шагов двести, я вдруг увидел в густом кустарнике силуэт крупного кабана. Сразу мелькнула мысль: «Белолобый», но тут же пришла другая: «Нет, не он, не может быть». Мысли мыслями, а я продолжал медленно продвигаться вперёд и неотрывно следил за зверем, а руки уже стягивают ружьё с плеча и взводят курки. Но как прицелиться, как выбрать точку прицеливания? Делаю последний шаг и останавливаюсь. До зверя шагов двадцать, не больше, но кусты, сплошные и мелкие, прикрывают его. Стараюсь найти хоть небольшой просвет. Вот, кажется, есть что-то. Зверь продолжал стоять, он, наверное, понимает, что кусты прикрывают его, и спокойно стоит. Мне кажется, что я вижу его глаза, прищуренные и настороженные. А, была – не была. Жму спусковой крючок, выстрел отдаёт в плечо, и с отдачей пропадает цель, как бы растворяясь в кустарнике. Стою и слушаю отдаляющийся треск сучьев и шум шагов.
В голове мысль: «А вдруг подранок?» Иду на то место, где стоял зверь, а в глаза бросаются сломанные ветки. Так и есть – пуля попала в ветку, а т.к. она была лепестковая, то от удара лепестки разошлись и, срубая веточки, разлетелись в разные стороны. Ползаю по кустам в надежде найти высечку или кровь, но всё напрасно. Выхожу на дорогу. В это время там, где стоял Александр Яковлевич, тишину солнечного утра сотрясают два выстрела. «Неужели по Белолобому?» – думаю я и бросаюсь в ту сторону. Фигуру Александра вижу издалека. Он стоит на просеке, призывно подняв руки вверх, смешно подскакивая и одновременно медленно поворачиваясь кругом. При этом кричит:
Я, молча, смотрю на него, жду, когда он придёт в себя. А он крутится, подскакивает и всё продолжает:
– Тра-та-та, Белолобый мой! – наконец он останавливается – Михалыч, я ведь Белолобого взял! Понимаю, что надо торопиться и спрашиваю:
– Где он?
Сашка машет рукой и в сторону кустарника и кричит:
– Там он, там, лежит, отдыхает. Ты как выстрелил, я понял, что если ты промазал, то пойдёт на меня и за дуб. Только встал, смотрю – по дороге зверь здоровущий идёт быстро, уверенно. Выстрелил ему в бок, от пули его в сторону бросило, но он снова на тропу выскочил и от меня – в кустарник…Я вдогонку ещё раз выстрелил, тоже видно, попал, т.к. он после выстрела встал и пошёл вон к тем кустам, там и лёг. Я смотрю, лежит, помирает.
– Что, он живой? – спрашиваю я.
– Да, помирает он, если уже не отошёл к праотцам, – говорит Александр, – вы ружьё-то оставьте, – продолжает он, – кабан здоровый, тащить нужно через кусты, ружьё будет мешать.
Я не обращаю внимания на слова Саши, на ходу заряжаю ружьё и беру его на изготовку. Тропа заворачивает за кусты и далее через заросли. Мы еле-еле пробиваемся через кусты. Вот и небольшая поляна. На её противоположном конце лежит зверь, лежит на боку, и я вижу рану величиной с добрый кулак. Кабан дышит, и при каждом его движении из раны льётся густая красная масса. «Он жив, но видно, живёт последние секунды», – подумал я.
– Это Белолобый или нет? – спрашиваю я у Александра.
– По-моему, Белолобый, – говорит он.
– Ладно, стой здесь, – говорю я ему.
А сам начинаю обходить поляну справа, пытаясь посмотреть на орду зверя. Вижу, как постепенно, открывается голова кабана с белым пятном на лбу. Вижу его глаза, маленькие, тусклые, которые вцепились в меня. Понимаю, что зверь может броситься на меня. Курки ружья взведены, и палец на спусковом крючке. Я стою, смотрим друг на друга. В голове мысль: «Нужно добивать». Поднимаю ружьё, Саша что-то кричит. И тут кабан вскакивает, при чём, это движение он делает легко и проворно, а затем совсем неожиданно для меня бросается в сторону Саши. Вижу, как он стремительно несётся напролом через густейшие кусты к просеке. Ловлю на мушку кабана, но стрелять нельзя, в створе напарник. А Белолобый тем временем, сделав несколько шагов к тому месту, где стоял его обидчик, начал падать. Было видно, что это его последние шаги, что он, если уже упадёт, то не встанет. Всё его существо противилось этому падению, его бросило вправо, но он выстоял и сделал ещё пару шагов, запнулся за кочку и снова выстоял, ещё шаг, туда, вперёд, туда, где простор, где родной, так приятно пахнущий лес, где он удачно прожил жизнь до сегодняшнего рокового дня. Ну, ещё вперёд, ну…
И смерть он принял стоя. Я видел, как он выдохнул последний раз и начал валиться набок. Судорога пробежала по его телу, и он затих. Мне показалось, что на какой-то момент в лесу стало тихо. Только впереди где-то у просеки ещё буравил кусты своим телом Александр.
Я подошёл к зверю. Александр Яковлевич попал в него двумя пулями. Потом мы определили, что были поранены селезёнка, печень, желудок, и с этими ранениями кабан ещё прожил те пятнадцать минут.
Потом мы тащили зверя на просеку, ружьё действительно мешало мне, и я его оставил у куста. А Саша всё говорил:
– Я ведь чуть заикой не стал, ведь надо же, как выскочит на меня, как будто знает, что я его подстрелил, а не ты. Да, дела!